Марина Зарытовская
заместитель редактора газеты «Труд-7» в Омске»
Недавно услышала в маршрутке песню – и защемило сердце: «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я...» Это ведь Сашина и Аленина песня. Так они и познакомились летом на улице Ленина в Омске. Саша приехал домой на каникулы из МГУ, а Алена только что поступила на иняз в ОГПУ. Оказалось, что любовь к французскому языку у них общая. А потом была просто любовь...
Летом 1998-го мы шумно гуляли на их свадьбе. Шутили, плясали с Сашиными друзьями. Сережа, Женя, Миша... С тех пор и для нас они не чужие – Саша умел рассказать о них самое хорошее. В дружбе он был особо, редкостно талантлив.
И в «НОСе», нашей новой газете у него оказалось много друзей разных возрастов. Здесь мы стали коллегами. Недавний подросток с маленькой любимой собакой Медо за пазухой вдруг вырос в журналиста, а тетя Марина стала для него начальницей, называемой по имени-отчеству. Саша быстро учился практической журналистике, на правку материалов (а кто из начинающих через нее не прошел?) не обижался, шутил: «Чувствуется московская школа стилистики». Журфак МГУ был ведь нашей общей альма– матер, и Саша еще застал тех преподавателей, с которыми мы распрощались 18 лет назад. А потом наши пути-дороги разошлись по разным изданиям, и я с интересом отмечала, как Саша растет как профессионал.
Саша вообще был широк душой. Как и его сын Никита, мой маленький и надежный друг. Много шума и беготни устраивали мы с ним на семейных праздниках в доме старших Петровых. Но как только он видел, что я устала, деликатно отходил в сторонку и занимался своими делами. Я никогда не видела его капризным, ревущим. На даче однажды он полез на хлипкий заборчик и свалился в колючие кусты малины. Больно – весь ободрался, но изо всех сил сдержал слезы и об одном попросил меня: «Ты только никому не говори, что я сюда полез, мне запрещали». Я не выдала тогда твою тайну, мой маленький мужественный друг.
22 июля 2006 года. Последнее наше свидание. На даче у старших Петровых. Никитка немного прибаливал, и мама ему не разрешила купаться в речке. А он ведь готов был плескаться часами. Но мама – авторитет, и слово ее – закон. Тогда мы затеяли волейбол на берегу. Кустики – условные ворота – зеленеют там и сейчас... Никитка был необычайный ребенок – он не боялся поражений. Тот матч он позволил мне выиграть с крупным счетом, подхваливал мою ловкость. Наверное, хотел, чтобы игра подольше не кончалась.
А потом мы с ним рисовали. Он одобрял моих собачек и кошечек, а я – его машинки. Теперь я, абсолютно не разбирающаяся в марках авто, всегда опознаю на улицах «Хаммер» – самую любимую его машину... В конце концов мы нарисовали дельфиненка, старающегося уплыть от ужасного монстра. Мы уничтожили, зачеркали это чудовище. Другой монстр подстерег на речке Туекта моего друга...
Когда я раньше звонила 19 ноября поздравлять Никитку с очередным днем рождения, Алена в шутку обижалась: «Ну конечно, вам, кроме вашего друга, больше никто не нужен». «Какая красивая у тебя жена», – говорила я часто Саше. Тоненькая, с точеной фигуркой, светловолосая, с огромными темными глазами, глубокими и всегда немного печальными. Сдержанная, немногословная. Тогда, 22-го, в последний наш приезд, она шагнула мне навстречу и раскинула руки для объятия. А я почему-то замешкалась и не ответила тем же. До сих пор корю себя... Аленка рассказала, что с зимы ее мучают ночные страхи. Проверяла сердце, давление, вот и назавтра назначен очередной анализ... Может, она предчувствовала чудовищную трагедию?
Ребята собирались домой пораньше. Трехлетний Артемка, любимец Аленки, сидел на крылечке и мило нам всем улыбался. Загадка, непознанный еще человечек, совсем дитятко...
Прощаться со мной Саша начал по имени-отчеству, а потом вдруг поправился: «До свидания, тетя Марина». И поцеловал в щеку. Мы стали почти родней...
Потом я не раз слышала: «Как они не побоялись в наше дикое время путешествовать одни?» Но почему они должны были бояться? Свободные, любимые и любящие, счастливые люди! Путешествовать по СВОЕЙ стране!
16 августа 2006-го мы узнали страшную весть, в которую до сих пор не хватает разума поверить. Я помню то чувство: обвал, рухнул мир. С семьей Петровых (всей большой семьей) этого просто НЕ ДОЛЖНО было случиться, НЕ МОГЛО! Друг для друга они были важнее работы, карьеры, быта и т.д. Почему случилось? Я не знаю ответа.
Если этот подонок (а один ли он?) – реальное исчадие нашей системы, то трагедию, наверное, можно было предотвратить. Если очистить нашу страну от лицемерия, липкой паутиной опутавшего ее сверху донизу. Подчеркиваю: сверху. Если бы наша власть не врала, что живет весь народ все прекраснее, не закрывала глаза на глубочайшую пропасть между богатыми и бедными, между сверкающей столицей и убогой деревенской провинцией. Если бы милиция занималась не рьяным обслуживанием этой власти, а действительной ловлей преступников, не укрывала преступления ради радужных отчетов. Если бы священники вместо «парадов» в золоченых рясах шли в тюрьмы, откапывали в навозных душах ростки человеческого, взращивали... Но даже они могут ли убийцу превратить в человека?..
Признаюсь, для меня после этой трагедии резко пошатнулась вера в Высшую справедливость. Да, на том проклятом перевале наших ребят встретило абсолютное зло. Да, Бог забирает на небеса лучших, но зачем – с такими муками? И почему – не щадя детей? Кто ответит на эти вопросы?
Выстрелы на проклятом перевале попали не только в четверых. Ранен Алешка, младший брат Саши. В самое сердце – родители Люда и Толя. Как они продержались этот год? Я не люблю громких слов, но иногда они самые точные, и я уже говорила Толе и Люде вслух: преклоняюсь перед вашим мужеством, стойкостью, мудростью. В таком непреходящем горе вы способны видеть заботы и радости других людей. С вами светло. Чего вам это стоит, знаете только вы. Но Саша любил вас такими.
Нет – любит. Саша, Алена, Никита, Артем, вы для нас живые! Мне часто кажется, вот, это вы идете по улицам Омска...